16

Большое спасибо Владимиру Щербанову,
предоставившему эти бесценные материалы для сайта
 

Сверстники

Щербанов В.
 

Они вышли молча, освещая дорогу среди камней Аджимушкая слабым светом карманного фонаря. На армейской форме пятна под маскхалат, рукава закатами выше локтя, на рубашке эмблема одной из дивизий СС, подкрашенная краской прогнивших местах. Шли молча, говорить явно было не о чем. Расстрелянные стены с кровавыми пятнами ржавого металла в глубоких выбоинах их не интересовали. 

Один из экипированных под канувших отшвырнул носком армейского ботинка пробитую пулями ржавую колобку противогаза, словно  консервную банку, что-то негромко «пошутил», и задние, ехидно засмеялись. Заметив в разломах  скалы свет фонарей, пошли туда. В раскопе среди отвалов песка и камня работали двое ребят и девушка в шахтерских касках.

Передний скептически осмотрел из-под горбатой фашистской каски, обтянутой зеленоватой сеткой, находки ребят.

- Это и все?

Седьмого августа действительно находок было немного. Участники очередной историко-патриотической экспедиции журнала «Вокруг света» просеивали уже не первую тонну грунта, а под лопатой лишь серый цвет известняка да капельки срывающегося теплого пота.

Но поисковики, сейчас меньше всего думали об этом, а время от времени поглядывали на небольшое углубления, где в начале дня была приоткрыта еще одна трагическая строка Аджимушкая из 1942 года. Под тонким слоем леска обнаружили останки еще одного защитника подземной цитадели. Боец умирал, видимо, в муках - неестественное положение рук, головы... Но документов нет. Еще один неизвестный солдат.

Могилы скольких неизвестных бойцов и командиров нашла только наша группа «Поиск» Ростовского госуниверситета за шесть лет работы в каменоломнях под Керчью?! А сколько таких могил, неизвестных судеб, останков ребят, считающихся без вести пропавшими, еще лежит под этими завалами Аджимушкая…

...Семнадцатилетняя учащаяся Ростовского училища искусств Лена Загускина и газоэлектросварщик Керченского стекольного завода   Борис Иванов, оставив лопаты, поднялись из своего раскопа. Передний парнишка, которого друзья называли Голубцом, не смущаясь, глянул на грязную одежду поисковиков, на запыленные лица:

- Слабовато... Столько работаете ради этого?..

Ребята молчали. Смотрели на этих, уже, не мальчишек, а парней, которым через год-два идти в армию, и не знали, что сказать: до того неожиданно было увидеть здесь, в травленных газом подземельях, где на каждом шагу следы человеческой несгибаемости и человеческой трагедии этих «поклонников» фашистских символов.

- Ну, а вы зачем сюда ходите?

«Босота», как в Керчи называют без толку шатающихся мальчишек, насторожилась:

- Посмотреть, покопаться...

- Ну, а зачем каска?

Ответили не сразу:

- Чтобы головой не биться.

И опять недружелюбный вопрос:

- А почему же немецкая?

Голубец посмотрел на сидящих на камнях «корешей», улыбнулся:

- А наши все гнилые.

Да, действительно, те солдатские каски, которые  мы находили в подземельях, чаще всего проржавевшие от повышенной влажности и сырости камня, пробитые пулями и осколками, раздавленные глыбами во время обвалов, сорок пять лет назад. Гитлеровских касок в каменоломнях нет. 

С мая по октябрь  1942 года фашисты неоднократно пытались ворваться в подземелья и уничтожить советских людей, которые, были вынуждены держаться в выработках 170 дней, превратив их в неприступную цитадель. Да, попытки были. Но, даже тогда, оставшиеся каски врага (чаще вместе с головой) гарнизон выбрасывал наружу или использовал. Для различных нужд.

Не вошли гитлеровцы в каменоломни и в сорок четвертом, когда высадился наш десант, а сами фашисты прекрасно понимали, что подземелья - отличные укрытия, но боялись этой стреляющей темноты, хотя к тому времени подземный гарнизон погиб, а в выработках находились лишь малочисленные группы партизан.

 

...Эту выгоревшую от времени фотографию я часто показываю поисковикам, особенно тем, кто впервые выезжает в экспедицию под Керчь.

Одиннадцать мальчишеских лиц все также молодо, как и сорок с лишним лет назад глядят с фотоснимков. До усов еще недоросли, ни седин и ни морщинок  старшему из них чуть больше девятнадцати. Не став мужчинами, они стали солдатами.

Да и то, что за солдаты? От военного человека лишь шинель да шапка-ушанка, а так пацаны.

Курсанты Воронежской школы радиосвязи. В первых числах мая 1942 года брошены на Крымский фронт под Керчь. Тогда же и сфотографировались, еще до передовой, ведь скоро должно было быть наше наступление...

Эту фотографию подарил группе «Поиск» омич Николай Федорович Татарников в 1983 году. Тогда мы с ним второй год работали в экспедициях Аджимушкая, но эти подземелья были ему памятны еще по сорок второму  болью окружения и мужеством товарищей, их смертью, беспамятством газовых атак, памятью, пленом.

Из воспоминаний Н. Ф. Татарникова:

«На фронт меня сразу не пустили, предложили только в училища, да и то предупредили, что не в каждое еще возьмут (мой рост тогда был всего 145 сантиметров). И поэтому в заявлении написал коротко - прошу зачислить в военное училище. 25 декабря 1941 года я уже в поезде, который шел в Новосибирск, куда эвакуировалась из Воронежа военная школа радиоспециалистов.

А 2 или 3 мая сорок второго нас высадили под Керчью. Восьмого началось гитлеровское наступление, и наши части, среди которых было слишком много необстрелянных, почти невооруженных бойцом стали откатываться к проливу.

Часть подразделений, в том числе и из нашей 44-й армии была брошена в район Аджимушкайских каменоломен для прикрытия отхода основных войск. Неразбериха.

Постоянный вой пикирующих бомбардировщиков, взрывы и неудержимые потоки людей и техники к переправе. Нам приказали занять оборону с противотанковыми ружьям (ПТР) и остановить танки Манштейна. Когда мне вручили ПТР, которое было выше меня сантиметров на 70, возник вопрос: что с ним делать? 

Я такого ружья никогда не, видел, а изучать его было уже некогда. Два дня с гранатами и ПТР держали оборону, потом нас танки смяли.    Тогда то мы, оставшиеся в живых, окруженные, ушли в подземелье. Там же встретил некоторых ребят из училища, с кем еще недавно фотографировались и о таком не думали.

Потом больше месяца подземной войны, газы, взрывы при выполнении очередного задания штаба гарнизона группой бойцов были захвачены в плен. А затем четыре года в застенках концлагерей: Славута, Шепетовка, Львов, Гомерштейн, Бухенвальд, Байсфиорт..:».

Уже четыре года мы работали в экспедициях с Николаем Федоровичем (хотя ему уже и тяжеловато - годы), но он так и не смог привыкнуть сдерживаться, когда находили останки солдат. Спазмы перехватывали горло, начинал задыхаться, говорить не мог...

  
Из дневника экспедиции:
«27 августа 1986 г. Сегодня рабочий день опять затянулся. Продолжали раскопки на северной стороне завала «Всадник», где вчера обнаружили останки трех человек. Пять часов кряду посменно с Игорем Бессарабовым расширяем раскоп, много потратили времени, чтобы распилить сползающую плиту, сейчас опасности обвала уже нет. Вверху стоят ребята. Давно закончился рабочий день, можно идти в лагерь, но не уходят  всех интересует вопрос: узнаем ли имена.

Николай Федорович через каждые три минуты уходит в темные выработки и курит. Сегодня он курит особенно много.  

Игорь снимает последний слой грунта. Теперь надо определить причину гибели людей.

Переломов костей не обнаружено. Нет в районе останков инородных металлических тел (осколков, пуль). Но скелеты всех троих в неестественных позах, кисти рук закрывают лицо  это признак с гибели от удушья - газы... По остаткам одежды можно определить, что один из них командир, два других - солдаты. В нагрудном кармане одного из солдат нашли медаль, он с записью:  

"МЕЙЛАХС Б. Э. 1924 года рождения
Омская обл. г. Томск"

…Нашего ветерана разыскал метрах в двадцати от раскопа. Лицо бледное, пальцы с огоньком папиросы подрагивают, глаза красные,  влажные.

- Понимаешь... Это я выжил. А все наши ребята... Они почти все здесь остались.

Из тех одиннадцати курсантов Воронежской школы радиосвязи, что смотрят с фотографии, в живых осталось только двое. Самому старшему  из них было чуть больше девятнадцати. 

А сколько их было всего восемнадцати-девятнадцатилетних только в Аджимушкае, заслонивших клочок советской земли и всю страну? Две тысячи, пять?.. Сколько их было, мальчишек-курсантов из Винницкого и Буйнакского пехотных, Ярославского авиационного, Краснодарского танкоистребительного училищ! Сколько?!..

И мы задавали себе вопрос: откуда берутся эти сегодняшние переростки со смещенными понятиями со свастиками и эмблемам гитлеризма, которые мелькают, время от времени и в Керчи, и в Ростове, и в Москве?..

...В том 1987 году лето в Крыму выдалось влажным. Трава разрослась и стояла шубой поверх вороном и старых траншей.

Полевой лагерь экспедиции журнала «Вокруг света» жил своей обычной жизнью. Утром под флагом, взлетевшим на флагштоке, я или комиссар Алик Абдулгамидов, работник Дагестанского телевидения, недавний выпускник РГУ, проводили развод на работу. А уже минут через пятнадцать, несмотря на крымскую жару, которая иногда доходила до +38°, поисковики в свитерах и куртках уходили до трех часов дня в сырость  и холод подземелий.

  
Из дневника экспедиции:

« 9 августа 1987 г.  Вчерашние гости появились опять. Форма одежды та же, что и день назад. Разговорились. Все же хочется понять этих парней, учащихся СПТУ, проживающих в поселке завода имени Войкова, и таких, как они.

Замечаю на левой кисти одного из них синие буквы наколки (ну все, как из кино взято!).

- Лева, - давлю в себе раздражение и злость на эти здоровенных оболтусов, - а зачем же тебе орел?

Он посмотрел на правый свой рукав, где выше локтя распластался гитлеровский орел (с одним лишь отличием  в когтях не паук свастики, а металлическая звездочка) улыбнулся:

- Чтобы внушительнее было. Чтобы боялись...

Стоят, ухмыляются, а взгляды неспокойные, видно, и сами не уверены в своих словах и в себе.

Подошли еще поисковики - их сверстники. И я ловлю себя на мысли, что глядя на них, не сравниваю, кто лучше, а пытаюсь найти, в чем между ними разница. Все они одного поколения, одного возраста. И даже учатся, как и «закамуфлированные» В. Шабанов, С. Ткаченко, Р. Беляев, в профтехучилище и поисковики Виктор Фоменко и Андрей Панов, только один в Ростове, другой в Керчи, и Лена Загускина тоже в училище, правда, в училище искусств, а Саша Шнурин в девятом классе Дубовской средней школы.

Виктор Фоменко даже одет в такую же военную, как и «гости» форму, только в нашу, советскую, с погонами курсанта военно-спортивного клуба «Призывник». А керчанин Андрей Панов пришел из героико-патриотического клуба «Эльтиген». Но вот из гостей так никто и не сказал ничего о своих интересах и о том, чем занимаются до и после училища, кроме: «ходим под скалу... в войну играем», - и то в фашистской форме.

Ладно, пошли. Некогда. Поисковики поворачиваются и идут к умывальнику. После обеда старший группы днепропетровец Олег Веревкин опять уводит под землю - в конце рабочего дня вышли на интересные находки, и сейчас надо успеть пообедать».

...Каждый день приносил что-то новое: солдатские медальоны, печати Крымского фронта, опять сотни снарядов, мин, гранят, фрагменты фронтовых писем, газет... И с опять встречи с подземными «неформалами».

И хотя на рукаве Левы Голубца уже не было гитлеровского стервятника, но осталось ощущение, что они так и  не поняли неприязненных взглядов поисковиков, почему керчанин Борис Иванов забрал у них горбатую каску и разбил ее в лагере. А вот мы понимали, что их запоздалыми проповедями и нравоучениями не достать.

И если они с детства пропустили что-то важное и главное, если старшее поколение им с детства не дало, не вложило тот стержень патриотизма, на котором впоследствии вырастает прочный характер человека, то это уже проблема… 

И не стоит сейчас нам гадать, когда и что, мы упустили в проблемах молодежи. Сейчас нужнее конкретные и действенные  пути исправления. И если идти через неформальные организации, что сейчас так модно, то обязательно и через неформальные, интересные, нужные дела для ребят. 

Дать им возможность найти себя, свое место. Ведь даже наша группа, наша экспедиция  в поиске не только имен и документов, а еще и в поиске чего-то главного в себе, в жизни.